она и он

ОН и ОНА. Она сидела одна. Одна… совсем одна. Он увидел ее. Было поздно. А она, совсем маленькая, лет 17-18. Полная, на его мнение, даже толстая, короткая стрижка, грязные волосы, одета просто, можно сказать, никак – в общем, серая мышь. Идя по улице, ты никогда ее не заметишь, а она будет идти. Максимум, можно попросить у нее сигарету, а она всегда тебе ее даст, в надежде, что ты не случайно к ней подошел. Она будет искать в твоих глазах симпатию и ..., ничего не найдя, будет идти дальше. Она сидела и курила, пытаясь, как в фильмах фотомодели, скрутить губы, делая затяжку. Выглядело это... нет, не комично, а просто никак. Она подняла голова, осмотрелась. Кроме их двоих на остановке никого не было, его она не заметила. И вдруг… что-то произошло… какая-то перемена. Она курила просто так, без пафоса. Она больше не пыталась сесть так, чтобы жир ее был менее виден. Она больше не поправляла волосы, чтобы было менее заметно, что они грязные. Она была самой собой, ни на кого не смотря, она была такой, какая есть. И вдруг… он увидел печаль и грусть, всю печаль и грусть, собравшуюся в одной, для начала единственной, слезе. Он не понял зачем, но он подошел к ней. Ничего не сказав, тихо, чтобы она его не заметила. *** Он ехал домой, немного снова разочарованный в жизни. Он вновь ее не понимал. Вроде как все просто, а с другой стороны… хрен ее знает. Ему надоели клубаки, где люди прожигали свою жизнь, ему надоели обколотые идиоты, лживые проститутки, готовые сделать абсолютно все за банку с пивом. Надоела орущая музыка, надоела собственная блевотина… Ему хотелось чего, он пока еще не знал чего, но он хотел.… И тут она… он никогда не замечал таких, его вообще никто никогда не волновал… ему нужен был только он сам. А тут она.… Откуда-то взяло желание узнать о ней что-то, просто так, просто для того, чтобы узнать что-то новое, ведь старое ему надоело. - Что с тобой? Она дернулась, испугалась и вся, как-то подобралась и, вновь сложив губы трубочкой, затянулась. - Да все нормально. – Она боялась на него взглянуть. Его это насмешило. Он разглядывал ее, жадно, ненасытно, пытаясь причинить ей боль. Он был уверен – ей неприятно, она чувствует себя загнанной мышью, а он все равно издевался. - Дай сигарету. – Она достала пачку сигарет и протянула ему. Ему понравилось – она не достала одну сигарету, а предложила ему всю пачку. Это был обычный L&M. - А зажигалку? – Она протянула самую простую, розового цвета зажигалку и, впервые, взглянула на него. И вдруг… опять она переменилась. «Переменчивая какая!» - с усмешкой подумал он. Она опять стала простой и обычной, без ничего, она перестала напрягаться. Голубые глаза стали отрешенными от всего. Она просто забыла про него. Повернула голову, уставилась в асфальт, казалось, только это ее и волновало. Попыталась затянуться, не получилось, тупо посмотрела на сигарету. Смотрела на нее секунд 15, потом сообразила – выкинула бычок, достала пачку сигарет, вытащила одну штуку и полезла в карман – взгляд стал вопросительным, засунула руку в другой карман – взгляд стал осмысленным, еще более удивленным. - Ты это ищешь? – спросил он, показывая ей зажигалку. Эти глаза… зрачок расширился, потом как будто заглянул в себя, потом…потом она вспомнила, что происходило 30 секунд назад. - Да. – «Слишком резко»- подумал он. И как только она потянулась за зажигалкой, игриво отбросил руку назад. Он думал она смутится, отдернет руку и будет его просить. Но нет, она мильным мужским движением выхватила то, что ей нужно было, явно не намеренная кокетничать. А может, она просто не знала, как это делать. Она была в нем не заинтересована. А вот он… ему было просто скучно. Он хотел чего-то, и стал немного понимать чего именно. Тут он сообразил, что уже ночь, и они вдвоем пропустили уже несколько автобусов, один из которых только-только закрыл двери и удалился. - Тебе куда? - Туда, - разговаривать она явно не желала. Она хотела только одного – пусть он уйдет, уйдет куда-нибудь, пусть даст ей поплакать, пусть даст ей показать свою грусть, хотя бы самой себе. - Так грубо? – снова, словно играючи, пытаясь найти и позвать ее женственность, ее нежность, сказал он. Но этого у нее, наверное, не было – она молчала. - Ты говорить не хочешь? – спросил он просто, без всякой ереси. - Да, - ответила она прямо. Слишком прямо. И слишком быстро, чтобы это было правдой. - Не верю, - неожиданно сам для себя, сказал он. - Кто тебя верить просит? – уже равнодушно, без эмоций сказала она. И тут… он не знает, кто или что потянуло его за язык, но он таким же равнодушным голосом сказал: - Поехали ко мне.

*** Первой ее мыслью было сказать: «Охуел?», потом – иронично заявить; « Поехали!», а потом … потом ей надоело, надоело притворяться, надоело кого-то играть…, поэтому она ляпнула просто так, потому что это было правдой: - Я ебаться не буду. – На его лице мелькнуло удивление, простое, обычное удивление, без подвохов. Он сказал оторопело, без задней мысли: - Почему? - Потому что я девственница, потому что у меня еще никогда не было парня, потому что я тебя не знаю, просто потому что незачем. И опять что-то странное в его глазах: - Да вообще-то я и не собирался. - Тогда зачем? – ей стало просто, он ей не нужен, она ему не интересна. Вот и все. Завтра она будет мечтать, а сегодня не надо. Сегодня все просто, сегодня нет чувств, они уже вытерты, они уже выплаканы. - Не… не понял, - заикаясь, сказал он. Она усмехнулась. Приятное чувство. Он думал он тут охотник, она – жертва. Маленькая, забившаяся в угол жертва. Так оно и было, пока… пока она на все не забила. Его смутила перемена. Теперь она была охотником, хотя нет, она не была охотником, она просто не была жертвой. И его это ошеломило. - Зачем нам ехать к тебе? Зачем тебе это надо? Он взял себя в руки. - Ты считаешь девушка и парень не могут просто поговорить? Получить наслаждение от общения? - Не надо со мной заигрывать. Ты взглянул на меня и решил, что я именно тот человек, с которым можно поговорить? Не пизди, пожалуйста. Он понял, что надо быть проще, надо просто говорить, говорить правду: - Не буду. Мне просто скучно, мне надоели все, вот, в общем,… я и решил. Я сам не знаю почему. Она посмотрела в его глаза. Что-то в них было. Что-то родное и близкое, что-то, что не может появиться просто так, что-то, что заставило ее не бояться, не стесняться, не нервничать. Она сказала: «Поехали». И они поехали. Они ехали и молчали. Они ехали и думали… каждый о своем, каждый о своей жизни. *** Он жил на последнем, 9-ом этаже. Подъезд был ужасен, впрочем, как и все подъезды. На лестничной клетке стояли 3 банки из-под шпротов, рядом 4 банки из-под пива. На стенах тупые надписи, типа « Punk not dead» или «Дима любит Сашу», остается только догадываться какой ориентации этот самый Дима. Впрочем, ей было все равно. Она опять стала сомневаться: «Правильно ли…? Надо ли было…?» Она изводила себя. Она нервничала. Она вспомнила, что у нее грязные волосы, жир прет отовсюду, что носки у нее дырявые и, что она далеко не совершенство. Он заметил, конечно, заметил ее напряженность и снова просто, без обиняков, спросил: « Ну что с тобой опять?» И он заглянул в нее, глубоко, до самого конца. И вновь поняла, что все неважно, все глупо, все надоело. Его квартира была пуста и обречена. Она была грязной и захламленной, квартира была просто пустой. Без души, без изюминки. - Проходи. – Она сняла ботинки, на большом пальце была дырка. Он подал ей тапки. - Ты есть будешь? - Да. Он заглянул в холодильник. Колбаса, огурцы, помидоры, майонез. - Только легкий салат. - Давай. Мне все равно. – Он нарезал салат, сварганил пару бутербродов. Она ела с большим аппетитом. Увидев аккуратно разложенные бутерброды, она поняла, насколько голодна, ведь она не ела уже 2 дня. Боже! Что надо человеку для счастья! Пару кусочков колбасы, положенных на хлеб. Он смотрел, как она ест.… Она не просто поглощала пищу, нет,… она делала это с наслаждением, до конца прожевывая каждый кусочек, и с вызовом, проглатывая его, брала следующий. Он и не подозревал, что можно так есть. Так красиво, так восхитительно… так возбуждающе. Он посмотрел на ее большой палец, озорно выглядывающий из носка. Все. Волна желания захлестнула его, проглотила, прожевала и выплюнула, оставив от него самого – ничего. Он думал 3 секунды: - Ты точно не хочешь? – Он не тронет ее, просто не сможет, ведь сегодня все просто, все, что было – забыто, все, что не надо – откинуто. Он смотрел на нее и ждал ответа. Было бы хорошо, если бы она сказала «да», но ничего не произойдет, если она скажет «нет». Это не имеет значение. Это не важно. Она услышала вопрос и продолжала есть, но уже резче, уже корректнее. Она металась в себе, она искала себя. Ей надоело играть, но она привыкла, она не могла иначе,… ей было сложно найти себя. Она ждала чего-то сверху. Сотни раз она прокручивала эту сцену в мечтах, шаг за шагом. Все должно было быть романтично, красиво, а не так… просто. Она собиралась сказать «нет», но… она дождалась… дождалась-таки знака свыше – это были его глаза. Она не знала ничего, она боялась всего, но его взгляд… он манил внутрь, манил туда, где заканчивается бесконечность. И она не сумела... она не сумела противостоять. Слишком заряженным был магнит, слишком долго она ждала, слишком долго притворялась, слишком долго была не собой, и слишком заметны были его глаза… *** Это было просто и естественно. По-другому и быть не могло. Не надо было сомневаться, не надо было беспокоиться. Надо было просто плыть, плыть по течению. Надо было просто быть. Они лежали. Просто. Они молчали. Просто. Откуда-то полилась песня Земфиры. Слезы медленно, но верно выкатывались из глаз. Просто так, без причины. Он этого не видел, он был поражен простотой, обыкновенностью. Потом его захлестнула повседневность: - Как тебя зовут? *** «Боже! Зачем? Зачем он все это разрушил? – негодовала она, - Зачем оскорбил простоту, которую они создали? Осквернил, загубил». Это было похоже на… на все, на все, что происходило в той ее жизни, куда она не хотела возвращаться. Все было так просто, а он взяли, и вылил на нее ушат холодной воды, приводя ее в чувства. Он хотел связать их словами, связать обязательствами. И что ей теперь делать? Сказать имя? Ей так этого не хотелось. Но по-другому нельзя.… Ведь он не поймет…или? Ведь все было так хорошо, может он поймет? Ведь ей не могли врать эти глаза… Он сразу понял – что-то не то. Она напряглась, съежилась, что-то повернулось в ней, что-то изменилось. Он не знал что, но он это чувствовал. Что? Что он сделал не так? Спросил ее имя? Но разве это так важно? Разве это что-то меняет? Он не понимал. Она заглянула в его глаза. И испугалась. Это не те глаза, что обворожили ее и позвали ее, это было что-то другое, обычное и повседневное, это было еще одно напоминание о том, что ей пора, что счастье кончилось, что пора возвращаться. Пора…пора. Она вздохнула. Встала с кровати и стала одеваться. Он испугался, даже слишком испугался, чем и удивил себя. - Ты куда? - Как куда? Не буду же я у тебя жить? Сегодня приезжают родители, мне надо убраться. В общем, мне пора. - Ты не ответила, - с яростью в голосе сказал он, - как тебя зовут? – Он злился на нее, он не понимал, почему злился, ведь все было ясно, а он... он злился, что все было ясно. Она одевала ботинки. И вдруг… ему опять стало все равно… так должно быть и все. Он не сможет ничего изменить, она этого не хочет. Это было всего лишь мгновение, прояснение, но… он не мог просто так ее отпустить. И не потому, что она ему нравилась или у него проснулись какие-то чувства – нет. Он просто должен был доделать все до конца. Да и не мог он позволить себе переспать с малолеткой и ничего о ней не знать, даже имени. Он люто ненавидел мужиков, пользовавшихся проститутками, и не хотел уподобляться им. - Постой! – она надела куртку, он замотался в полотенце. – Оставь, пожалуйста, свой телефон, - спокойным, каменным голосом сказал он. Она хотела зарыдать. Почему все кончилось именно так? Почему он не нашел ту грань? Почему она позволила? – Это был еще один обман. Она успокоилась. Вырвала из блокнота листик, написала на нем свое имя и чужой номер телефона, положила его на тумбочку, взялась за дверную ручку и обернулась. Он стоял рядом, не сводя нее взгляда, это снова были те глаза…глаза, которых она ждала и надеялась. Они прониклись в последний раз, опять друг в друга, опять до конца и опять в глаза. Она повернула ручку, не смея, не желая отрываться от его глаз. Но… это был конец. Она сделала над собой усилие, резко отвернулась и вышла, захлопнув за собой дверь, как будто захлопнула мечту… *** Она хлопнула дверью… все, конец. Это был простой порыв. Ему надо было попробовать что-то новое, и он попробовал. Понравилось? Он не знал…. Он был пустым. Он чувствовал себя жертвой вампира. Из него высосали всю душу... и кто?.. какая-то малолетка, какая-то девчонка, не имеющая понятия о настоящей жизни. Он знал жизнь, он пробовал ее на вкус каждый день, но еще никогда никто не пробовал его. Он потянулся к пачке сигарет. Это был ее «L&M». Он застыл, потом резко вскочил, открыл форточку и вышвырнул пачку в окно. Пожалел. Надо было достать сигарету. Очень хотелось курить.… Хотелось еще чего-то. Он знал чего. Теперь знал чего. Он схватил штаны. Натянул их на себя, оторвал пуговицу, и, не обращая на нее внимания, надел кофту, схватив куртку, выбежал из квартиры… Он знал куда идти и за чем… *** Она села в автобус, возле окна и высматривалась в каждый кусочек города…. Она смотрела, рассматривала и не видела. Она была на грани, на черте между жизнью, между своей обычной, лживой жизнью и кусочками небытия, кусочками того, что не могло произойти. Скоро ее остановка, скоро ее жизнь. Она думала только об одном: «Только бы успеть! Не опоздать!» И она успела… успела пообещать себе не мечтать и забыть, забыть об этой ночи… навсегда, иначе можно умереть, можно свихнуться, не надо даже пытаться жить с этой мечтой. Это будет не просто. Но она справится…. Она всегда знала – она сильная! Никто не знает, что ей приходиться выносить, никто не знает, как сложно улыбаться, как сложно притворяться, как сложно ждать… ждать чего-то, что не придет и

все равно ждать. Она думала о себе, о своей роли в этой жизни, она ничего не внесла, ничего не принесла. Но время есть,… еще есть,… пока еще есть. Она прорвется, она вырвется, она сильная! Она вышла из автобуса, перешла дорогу, уже занятая другими мыслями, ведь скоро приедут родители, ей надо убраться… *** Он жил. Он просто жил. Ему надоело все, и он спасался, как мог, так, как хотел спасаться. Он опять ничего не понимал. Но теперь не понимал по-другому. Его тоже стали не понимать. Он все больше и больше менялся. Он оставался один, он становился серой мышью. Он перестал любить жизнь, он перестал верить в себя. Он проклинал ее, он ненавидел ее, она заставила его думать, она заставила его вспоминать. Он пытался забыть, он дал себе клятву забыть, он думал это будет просто … наивный.… Каждый день, каждый час, каждую секунду она была с ним, каждое мгновение ее глаза гноили его, давали понять кто он, а кто она. Как же он сожалел, что подошел к ней, что позвал за собой, и все же... нет, он врал себе …. Ему нужна была она. Он злился на себя за то, что не удержал, за то, что отпустил, за то, что не понял, за то, что не прислушался к самому дорогому…. Он оправдывал себя – он ей не нужен, она его уже не помнит о нем. И он оставался. И он не знал куда себя деть. Поэтому он спасался. Удивительно, они были похожи. Они теперь жили одной жизнью. Разделенные, они мыслили и чувствовали одинаково. Но ему было хуже. Ведь она привыкла, она жила так всю жизнь, она чувствовала боль, но боль притупилась, она была одинока всегда, она уже не мыслила себя по-другому, она уже боялась другого, ей уже было сложно справиться с другим. А он не был таким, а она его изменила, повернула на 180°, заставила жить так, как жила она. Она не знала, что будет так. Она не подозревала. Она не хотела. Но получилось. Она забывала о нем, она пыталась отречься от мечты. И ей это удавалось… частично… *** Он опять шел туда, не видя ничего вокруг себя. Вокруг только серая масса, вокруг лица, не видящие никого и ничего, кроме собственных персон. Он был равнодушен и пуст, чувство гложило его, высасывало все эмоции. Он был недостойным. У него больше никого и ничего не было. Он только был, существовал. Все плыло мимо, все было излишне. Что-то мелькнуло в голове, он стал приходить в себя и осматриваться – на что же среагировал его мозг? Он посмотрел назад и ничего не увидел, повернулся и понял. Это было невероятно, это было потрясающе, это было совпадение. Перед ним стояла одна, все так же скручивая губы, все так же забытая, все такая же непонятая всеми, все такая же неуверенная. А он возвращался. Он смотрел на нее и возвращался в свою жизнь. Он забыл, какая она, он забыл, что она из себя представляет. Он думал, она притворялась, он думал она стерва, еще одна сучка, делающая из всех и вся – ничто. Но это было не так. Он смотрел на нее и радовался, он понял ей не надо мстить, ведь месть – это ее жизнь. Он улыбался, он освободился. Теперь он это он, ему опять больше никто не нужен. Он повернулся и хотел уйти. Он не мог. Он опять был не тем. Он понял – ему нужна она. Без нее – он никто, он ничто. Он понял то, что было главным в его жизни. Ему стало легче, он знал, что надо делать, он знал, как поступить. Этого пока не знала она. Он подошел к ней, опять тихо и незаметно. Он не нашел ничего лучшего, чем сказать: «Привет!» Она опять съежилась, она опять была не в себе. Она опять испугалась. Но теперь она знала, чего бояться. Она боялась его голоса, она боялась его, она боялась ТЕХ мгновений. Она пыталась убежать, она выплюнула все свое сердце в попытке, а он все равно ее настиг. Она проклинала его, она его ненавидела. За то, что любила, за то, что без него не могла, за то, что он мог без нее. Она еще не знала. Он не вытерпел, опять не выдержал. Он физически не мог смотреть на нее – на мышку, боявшуюся выползти из своего угла, смотревшую на всех с робкой боязливостью, не знающую, что предпринять. Он хотел видеть ту упрямую, простую, безо лжи, без пафоса девушку, женщину, девочку. И он увидит ее!!! Чтобы это не стоило. Он уронит гордость, потеряет достоинство, но он будет с той, чьи глаза мелькали каждый день их такой долгой, такой бесконечной разлуки. Он начинал сердиться. «Почему она не повернется? Почему не посмотрит на меня?» Он был в сомнениях, он не знал, что предпринять. Он всегда добивался того, что хотел… болью и силой…. А теперь он боялся, ведь сейчас он сам не важен, важна только она. Вдруг…она повернулась… просто так, в порыве ветра, в потоке людей. Она не смела смотреть на него… она не хотела смотреть на него…. Она боялась взглянуть в его глаза и разочароваться, и не увидеть то, что так долго пыталась забыть, что забыла … частично…. Она почувствовала его напряженность, его готовность. Он схватил ее за холку и резко поднял ее голову. Это было сделано быстрыми и четкими движениями, но и ему, и ей это показалось вечностью. Он заставил ее…. Боже! Как она была благодарна ему за то, что она заставил ее. Она увидела (как долго она этого ждала, как нестерпимы были мгновенья) его глаза, два алчных зрачка, пытающихся пройти сквозь нее, войти в нее, отыскать ее. Он сказал это просто, без ничего, без пафоса, без лени, без необходимости, он сказал это так, чтобы она поняла – это правда. Чтобы не надо было повторяться, не надо было говорить лишних, никому не нужных слов. Он сказал это. Он призвал ее к действиям. Он сказал: «Я тебя люблю» и стал рыться в ее глазах. Это был выстрел, это был взрыв, это были простые, но почему-то никому не известные эмоции. И почему-то она поверила. Взяла и поверила. Ей просто не оставалось другого. А он все искал, он залезал туда, куда не хотел (да и не надо было) залезать. Но он не мог по-другому. Он лез все дальше, все глубже и все больше, и больше пугался, все больше, и больше сердился. И вот тут он нашел, там, где никто никогда не искал, даже она сама. Ему больше не надо было ничего, да и ей тоже. Они просто молча сели в автобус и поехали к нему. Она забыла куда ей надо было, он не хотел вспоминать за чем ему надо было. Они просто ехали молча. Уже не думая ни о чем, уже просто держась друг за друга. *** Это был самый счастливый день в их жизни. Это была самая счастливая ночь в их жизни. Теперь не было его, теперь не было ее. Были только они. Во всем мире, во всей вселенной были только они. Они слились воедино. Абсурдно было предположить, что их было двое. Это не правда! Это ложь! Она моргнула, она встрепенулась, он сомкнул губы, она ударилась. Было эхо. Это ИХ эхо друг в друге. Она подумала, он уже сделал. И так во всем, и так везде, и так всегда. И так до конца бесконечности, и так до пика, и так до вершины, и так до самой глубокой впадины. Это все теперь принадлежало им, и они не собирались делиться, им и так было мало. Их было мало! Все наслажденье, вся страсть все желанье сосредоточилось на них, сосредоточилось в них. Все самое великое излило на них свою благодать. Они не могли терпеть…. Они касались друг друга. Они любили друг друга. Они были теми, кто они есть. *** Они не могли расстаться. Она не могла уйти, а он не мог остаться. Но даже им, даже в ИХ минуты приходилось делать то, что не имело смысла, но то, что надо было. Поэтому он пошел за ней, поэтому она вела его. Они еще долго стояли, они еще целовались, они все еще питались друг дружкой. Она вспомнила первой. Она была трезвее. Она простилась первой и первой сказала: «До свидания». Они в последний раз поцеловались. Последний раз прониклись друг в друга. Они пообещали друг другу. Они расставались, чтобы встретиться. Они расставались с улыбками, с воспоминаниями…Они думали это начало…. Они ошибались,… это был конец… Она не знала – он был наркоманом. Она не знала – он умрет в эту ночь. Он не знал, как она его любила. Он не знал, насколько они были едины. Он не знал – она тоже умрет. Они не знали – все будет так просто. Они не знали – смерть так цинична, так конкретна, так бесконечна. Смерть – ведь это так просто!

На Главную